А.А. Лебедева

 

                                                                               На правах рукописи,  статья в печати.

 

Наверное, нет человека, который хотя бы раз в жизни не слышал имени Николая Николаевича Миклухо-Маклая. Его самобытная личность, яркая и во многом трагическая судьба и, конечно же, беспрецедентный вклад в науку сделали его одним из самых знаменитых наших соотечественников. Казалось бы, биография путешественника давно расписана по дням,  труды его изданы неоднократно, а заслуги перед научным сообществом очевидны. И, тем не менее, возможности прочтения  научного наследия Миклухо-Маклая далеко не исчерпаны, и уже в наши дни оно оценивается по-новому.

В разные периоды в центре внимания современников и потомков оказывались различные аспекты деятельности ученого. Порой гипертрофированные представления об отдельных фактах или, напротив, недооценка других приводили к своего рода «мифологизации» образа путешественника и формировали отношение к этому образу.

Л.Н. Толстой в 1886 г. написал Миклухо-Маклаю: «Вы первый несомненно опытом доказали, что человек везде человек… в общение с которым можно и должно входить только с добром и истиной, а не с пушками и водкой». Представление о Миклухо-Маклае, как о великом гуманисте опережало представление о нем, как об ученом. В определенной степени это способствовало распространению знания, что путешественник изучал папуасов и боролся за их права; но исследователи-биографы, отдавая должное последнему, все больше сосредотачивались на идеологической стороне вопроса. В результате, в какой-то момент, гуманист стал затмевать собой ученого. Несомненно, Миклухо-Маклай искренне и глубоко переживал за судьбу коренного населения не только Новой Гвинеи, но и других регионов, где вдоволь насмотрелся на действия тредоров и прочих представителей европейской цивилизации. Пытаясь защитить Берег Маклая[1] и его население от судьбы колонии одной из европейских держав, он настойчиво просил Александра III и его министров о признании Россиею самостоятельности Берега и объявлении здесь русского протектората. Две причины помешали этому: объективная – стратегическая незаинтересованность русского правительства в данной точке на карте (в отличие от дальневосточных рубежей страны) и субъективная – у Миклухо-Маклая был ловкий «соперник», сумевший добиться искомого для Германии. В октябре 1884 года некто Отто Финш[2] прибывает на берег Маклая и приобретает у туземцев участок земли под плантацию; уже через месяц здесь появляется немецкий военный корабль, объявляя немецкий протекторат. Личное знакомство с Миклухо-Маклаем, а также с его работами позволило Финшу использовать в своих целях некоторые знания культуры и языка папуасов. «…Я несколько раз видел доктора Финча, которого знал еще в Германии. …Что меня отчасти удивило, было обстоятельное знакомство его с моими статьями по этнологии берега Маклая…и его расспросы о Новой Гвинее, хотя д-р Финч никогда не намекал, что отправляется в Новую Гвинею… Г. Финч принадлежит к разряду людей науки, которые желают соединить приятное с полезным, занятие наукою и репутацию «ученого» с приобретением матерьяльных средств. … » [Миклухо-Маклай 1996 : 417] – напишет Маклай. Такая характеристика вполне красноречиво говорит о его собственных приоритетах. Конечно, подобный небескорыстный подход для Миклухо-Маклая мог означать в первую очередь отсутствие профессиональной честности; но с каким бы пылом не брался он сам за общественную деятельность, отстаивая то, что считал справедливым, наука всегда оставалась для него на первом месте. А между тем, как при жизни, так и впоследствии, признание его в той сфере, которой он посвятил себя, носило противоречивый характер.

Уже в 1870 г. он останавливает внимание на Новой Гвинее и специально обосновывает свой выбор в заметке «Почему я выбрал Новую Гвинею полем моих исследований». Остров Новая Гвинея и его население на тот момент были одним из наименее исследованных уголков Земли; «…цель – исследование первобытных народов (курсив М.-М. – А.Л.) – мне казалась достойной посвятить ей несколько лет жизни» [Миклухо-Маклай 1993 : 6]. Можно заметить, что именно культура «первобытных», т.е. бесписьменных народов, в основе жизнеобеспечения которых лежит присваивающая экономика, в наше время является предметом этнографии как науки.

Впоследствии география экспедиций Н.Н. Миклухо-Маклая расширится необычайно: Новая Гвинея, Австралия, Юго-Восточная Азия (Филиппины и Малаккский полуостров), ряд островов Меланезии, Полинезии и Микронезии. Однако для России, с её огромными пространствами Сибири и Дальнего Востока, эти экзотические регионы не представляли интереса; к тому же само научное направление этнографии в нашей стране еще находилось на стадии становления. Николай Николаевич нередко не находил на родине понимания, а, как следствие, и материальной поддержки. В то же время, Миклухо-Маклай публикует результаты своих исследований в виде статей и заметок на нескольких языках, ведет переписку с крупными специалистами в различных областях; все это сделало его известным в научном сообществе. Несмотря на это, он, вероятно, вполне осознает свое одиночество, как первопроходца — не только в буквальном смысле: «…я написал Вирхову[3]единственному (курсив М.-М. – А.Л.) человеку в Европе, который может верно оценить мои научные работы и понять всю научную важность моих путешествий…» [Миклухо-Маклай 1996 : 224] – замечает он в письме к сестре в 1879 г.

Другим камнем преткновения на пути к заслуженной оценке достижений первого русского этнографа стала широта его научных интересов, вызвавшая  обвинения в поверхностности и дилетантизме. Тот же Финш впоследствие напишет «…другой на его месте еще при жизни написал несколько книг и тем прочно увековечил бы свое имя, но Н.Н. ограничивался обыкновенно короткими отчетами и заметками, увлекаясь постоянно новыми  поездками и новыми объектами для наблюдений» [Цит. по: Белков 2014 : 15]. Возникает мнение, что собранные им материалы имеют слишком разрозненный характер и лишены какой-либо теоретической основы, что низводило его до уровня «собирателя фактов».

У художников и кинематографистов есть выражение «уходящая натура» – это означает, что окружающая действительность меняется чрезвычайно быстро и необходимо успеть её зафиксировать. Этот термин вполне справедлив и по отношению к этнографам. Одержимость Миклухо-Маклая сбором этнографических фактов, его почти непрерывные поездки по Океании и Юго-Восточной Азии объясняются тем, что он прекрасно понимал, сколь недолговечен этот мир, уже соприкоснувшийся с европейской цивилизацией. Конечно, он не мог предвидеть, что не только исторического, но и личного времени ему отпущено немного. Ученый вынашивал планы сведения воедино тех разносторонних сведений, которые собирал в течение многих лет. В 1879 г. он пишет Вирхову: «…После того, как я подготовлю к публикации важнейшие результаты моих странствий 1870-1880 гг. …» [Миклухо-Маклай 1996 : 232]. В 1882 г. Миклухо-Маклай дал интервью для газеты, в котором также говорил о своем будущем сочинении; уже в конспекте лекций, прочитанных в Петербурге в 1886 г., содержится пометка: «Не стану <все рассказывать>, чтобы не утомлять вас длинным описанием, прочтете когда-нибудь в моей книге…» [Миклухо-Маклай 1993 : 319]. Ранняя кончина не позволила Миклухо-Маклаю переработать весь огромный корпус накопленного им материала. Фундаментальный труд, призванный объединить и, самое главное, систематизировать уникальные знания по культуре папуасов и меланезийцев остался ненаписанным. Неудивительно, что большинство современников, к тому же далеких от того уровня владения этнографической реальностью, которой уже обладал Миклухо-Маклай, не могли уловить в его записях последовательности и цельности, понятной их автору.

Но, несмотря на эту, несомненную потерю, значимость проделанной Миклухо-Маклаем работы  трудно умалить. Прошло уже почти полтора века с тех пор, как он отправился в свое первое путешествие на Новую Гвинею, а исследователи продолжают обращаться к его научному наследию. Широкий географический охват путешествий делает собранные материалы актуальными для большого спектра специалистов, а детальные и скрупулезные описания увиденного дают уникальную возможность сопоставления живой этнографической реальности в различных хронологических срезах. Так, автору этих строк удалось побывать на острове Яп (Микронезия, Каролинские острова, в настоящий момент архипелаг является государством Федеративные Штаты Микронезии). В 1875 г. Миклухо-Маклай провел на этом маленьком острове всего две недели, но, несмотря на это, его наблюдения коснулись самых разнообразных сфер культуры. Благодаря приводимым им подробностям удалось установить, что многие традиционные черты этой самобытной культуры продолжают сохраняться почти в том виде, в котором они пребывали в последней четверти XIX века. Короткая, но информативно насыщенная заметка остается одним из самых актуальных источников по этому малоизученному в России региону.

Как исследователь Н.Н. Миклухо-Маклай состоялся во многом «в поле», в малярийных лесах Новой Гвинеи. «Несколько дней, даже часов личного наблюдения туземцев… гораздо важнее, чем заучивание наизусть всей существующей об этом литературы!…» [Миклухо-Маклай 1996 : 216]. И по сей день навыки полевика – необходимое условие профпригодности этнографа. Примечательно, что современные специалисты обращают внимание на высокий профессиональный уровень сбора Миклухо-Маклаем полевого материала, как собственно этнографического, так и антропологического, и лингвистического (путешественник собрал несколько небольших словарей). А ведь он действовал практически интуитивно, в то время как сегодня в распоряжении исследователя множество методик, составленных с учетом опыта не одного поколения, не говоря уже о разнообразных технических средствах. Надо сказать, что полезность последних Миклухо-Маклай осознавал прекрасно и старался и в этой области пользоваться самыми последними достижениями. Общеизвестно, что он, хорошо владея карандашом и кистью, нередко сопровождал свои текстовые источники иллюстративными дополнениями. Однако последняя четверть XIX века – это время развития и становления фотографии, и среди его материалов есть и фотографические. Их можно разделить на три группы: купленные им готовые материалы; изготовленные по заказу Миклухо-Маклая, и, наконец, фотографии, сделанные им самим. Последних не много, более того,  некоторые фотографии, о которых имеются упоминания в текстах остаются необнаруженными; в других случаях, несмотря на то, что многое говорит об авторстве Миклухо-Маклая, прямые указания на это отсутствуют.

Как это не кажется удивительным, до сих пор продолжают находиться неизученные, неопубликованные и даже неизвестные материалы и документы из архива исследователя. Помимо традиционных видов источников – научных и дневниковых текстов, пометок и комментариев, фотографий и рисунков, отметим и такое интереснейшее явление, как легенды о Миклухо-Маклае, существующие на Новой Гвинее. Эти предания стали формироваться, фактически, еще во время пребывания путешественника и фиксируются до сегодняшнего дня, разумеется, с течением времени подвергаясь изменениям [Туторский 2014].

Образ Н.Н. Миклухо-Маклая, отношение к его личности и деятельности  трансформировались во времени и пространстве. Этот процесс еще не закончен, как и не поставлена точка в изучении его наследия и остается открытым вопрос понимания научных взглядов Миклухо-Маклая. Необходим сквозной анализ всего маклаевского наследия – он поможет выявить их ценность не только как источника, но и как звеньев единой работы, проведенной путешественником, и позволит судить о теоретических аспектах его этнологического труда.

 

 

Источники и литература:

 

Белков П.Л. Происхождение Н.Н. Миклухо-Маклая как «человека науки». Записная книжка «Ethnologia»: проблема выбора главной задачи // Старое и новое в изучении этнографического наследия Н.Н. Миклухо-Маклая. СПб., 2014.  C. 9-49

Лебедева А.А. материалы к исследованию этнографических рисунков Н.Н. Миклухо-Маклая. Из истрии Маклаевской коллекции МАЭ РАН // Старое и новое в изучении этнографического наследия Н.Н. Миклухо-Маклая. СПб., 2014.  C.124-156

Миклухо-Маклай Н.Н. Собрание сочинений в шести томах. Т. III. М., 1993.

Миклухо-Маклай Н.Н. Собрание сочинений в шести томах. Т. V. М., 1996.

Туторский А.В. Предания о Н.Н. Миклухо-Маклае в культуре жителей берега Маклая // Старое и новое в изучении этнографического наследия Н.Н. Миклухо-Маклая. СПб., 2014.  C. 157-192

[1] Часть северо-восточного берега Новой Гвинеи от залива Астролябии до полуострова Хуон – местность, где Миклухо-Маклай жил и проводил основную часть своих исследований на Новой Гвинее.

[2] Отто Финш, также как и Миклухо-Маклай биолог по образованию,  и также увлекшийся этнологией – личность известная в немецкой науке. Его имя фигурирует рядом с именем Альфреда Брэма – в 1876 г. они вместе участвуют в экспедиции по Западной Сибири и северо-востоку Китая. С 1879 по 1882 он путешествует по Океании, собирая материалы и коллекции. Позднее Финш станет агентом Новогвинейской компании – общества, созданного крупными немецкими финансистами, как раз с целью приобретения колоний на Новой Гвинее.

[3] Рудольф Вирхов, немецкий ученый , врач-паталогоанатом.

Читайте другие новости фонда:

[/vc_column_inner]
[/vc_row_inner]
Меню