В июле 1869 года Николай Николаевич, последолгого отсутствия, прибыл в Россию. В этом же году он участвовал во Втором съезде русских испытателей природы в Москве и был принят в ряды Русского географического общества (РГО), где он выступил с докладом о своем путешествии на Красное море.
Миклухо-Маклай стремился исследовать совершенно неизученные области Земли. Таковой им был выбран остров Новая Гвинея (Лубченкова 1999). В 1870 году планы Николая Николаевича по изучению Австралии и Океании были одобрены Советом РГО, он получил финансовую поддержку, и в ноябре этого года отплыл на корвете «Витязь». Плавание было сложным и долгим, лишь 20 сентября 1871 года «Витязь» встал на якорную стоянку в заливе Астролябия близ берега Новой Гвинеи. Для Миклухо-Маклая была построена хижина на мысе Гарагаси между папуасскими деревнями Горенду и Гумбу, где он поселился вместе со слугами – шведским матросом Ульсоном и полинезийским мальчиком Боем (который вскоре заболел и умер). В первые же дни пребывания на берегу Новой Гвинеи Николай Николаевич один и без оружия посетил деревню папуасов Горенду. Его мужество и спокойное ненавязчивое поведение дало положительный результат. Как он сам писал в дальнейшем: «Я скоро понял, что моя крайняя беспомощность против сотен, даже тысяч человек была моим главным оружием» (Миклухо-Маклай 1950а: 634). И далее: «В отношениях своих с туземцами я строго наблюдал за собой, чтобы всегда даже малейшее данное мною обещание было исполнено, так что у папуасов явилось убеждение, выражаемое ими в трех словах и ставшее между ними родом поговорки – “балал Маклай худи”, что в переводе значит: слово Маклая одно» (Миклухо-Маклай 1950а:637).
Вскоре папуас Туй, после того как Николай Николаевич излечил его от серьезной травмы головы, стал его другом и информатором. Такой стиль хладнокровного, но при этом доброжелательного поведения Николай Николаевич демонстрировал в дальнейшем при встречах с любыми аборигенами как Новой Гвинеи, так и других территорий великого островного мира между Азией и Австралией. Поведение Миклухо-Маклая, резко контрастировавшее с поведением большинства других европейцев, создало ему среди папуасов славу большого человека (тамо боро-боро) и доброго духа. На базе его личности со временем стал складываться культ культурного героя.
Николай Николаевич тщательно фиксировал и описывал все стороны здешней природы – изучал оригинальную флору и фауну этой особой части тропиков, вел метеорологические наблюдения. На этом побережье Новой Гвинеи, он был первым европейцем, проникшим в жизнь местного населения – жителей классической неолитической культуры, совершенно не затронутой влиянием культур иного уровня. Именно поэтому Миклухо-Маклая особенно интересовали все стороны культурной жизни местных аборигенов-папуасов: их ведение хозяйства, ремесла, орудия труда, семейные взаимоотношения, проведение праздников, связи между соседними и более отдаленными деревнями и т.п. Николай Николаевич изучал язык папуасов ближайших деревень. В это первое посещение Новой Гвинеи он прожил здесь 15 месяцев. Впоследствии эта территория получила название – Берег Маклая.
Особое внимание Миклухо-Маклай придавал своим антропологическим исследованиям. Здесь и в своих дальнейших экспедиционных поездках Николай Николаевич обычно замерял рост (длину тела) исследуемых и особенности строения тела как мужчин, так и женщин – фиксировал следующие признаки изучаемого населения: форму и цвет волосяного покрова головы, его распространенность на теле, степень пигментации различных участков кожного покрова. Особое внимание он, в угоду тогдашней тенденции в антропологии, уделял форме черепной коробки, выделяя ее долихокранную и брахикранную форму. Также Николай Николаевич отмечал и описывал традиционные операции аборигенов на теле, такие как татуировка, обрезание у мужчин, искусственная деформация головы, иногда встречаемую специфическую операцию «мика» и т.д. Будучи строго объективным ученым-исследователем, он встречал и отмечал и негативные, с европейской точки зрения, местные традиции: чрезмерная трудовая загрузка женщин в семейной жизни, частые (но не кровопролитные) стычки между деревнями, и даже встречаемый в некоторых местностях Новой Гвинеи каннибализм. Миклухо-Маклай сам не видел насильственного захоронения престарелых родителей, но согласно сведениям некоторых европейских миссионеров этот обычай встречался на Ново-Гебридских островах Меланезии.
Следующая экспедиция Миклухо-Маклая на Новую Гвинею состоялась в 1873 году. На этот раз Николай Николаевич посетил западный берег Новой Гвинеи – территорию берега Ковиай, где уже чувствовалось негативное влияние малайских и моллукских купцов и пиратов, не брезговавших в том числе и работорговлей. Как следствие этого, вместо деревень, окруженных ухоженными земледельческими участками, как на берегу Маклая, он наблюдал здесь господство кочевого образа жизни аборигенов и развал хозяйственной земледельческой культуры. Николай Николаевич об этом писал: «Все эти жилища только временно обитаемы, и даже редко можно застать в них жителей. Все население скитается по заливам и бухтам в своих пирогах, оставаясь только несколько часов или дней в одной местности. Причина этому постоянные войны между населением, нападением Хонгий. Сравнивая образ жизни папуасов Ковиай с образом жизни папуасов берега Маклая, встречаешь большое различие между обоими населениями. Несмотря на то, что папуасы Ковиай уже давно знакомы с железом и разными орудиями, хотя они и познакомились с одеждой и огнестрельным оружием, хотя и носят серебряные и даже золотые украшения, но они остались и остаются номадами. Недостаток пищи вследствие неимения плантаций и домашних животных заставляет их скитаться по заливам в поисках морских животных, за ловлею рыб, бродить по лесам за добыванием некоторых плодов, листьев и корней. Папуасы берега Маклая, хотя живут совершенно изолировано от сношения с другими расами, хотя не были знакомы (до моего посещения в 1871 году) ни с одним металлом, однако строили и строят своими каменными топорами большие селения, с относительно очень удобными, часто большими хижинами, обрабатывают тщательно свои плантации, которые круглый год снабжают их пищей, имеют домашних животных – свиней, собак и кур. Вследствие оседлого образа жизни и союза многих деревень между собой войны у них сравнительно гораздо реже, чем между папуасами Ковиай» (Миклухо-Маклай 1950б.:107–108). Здесь Миклухо-Маклай воочию увидел драматические последствия столкновения различных цивилизаций. Представители более развитой цивилизации Малайского архипелага разоряли, грабили и нередко обращали в рабство жителей культурно более отсталого населения Новой Гвинеи, вызывая ответную агрессию папуасов. Это привело к экономическому регрессу автохтонного населения, возврату от производящего хозяйства неолитического типа, к экономически менее продуктивному – присваивающему, и, как дальнейшее следствие этого, вынужденные межплеменные войны, которые усугубляли экономический упадок. Здесь Миклухо-Маклаю уже пришлось, в отличие от жизни на берегу Маклая, не расставаться с оружием и иногда даже его применять.
Видимо первое посещение Новой Гвинеи, ее северо-восточной части, где уклад туземцев еще не был деформирован внешним влиянием, как первая любовь не могло изгладиться из памяти Николая Николаевича, и он еще дважды посещал берег своего имени. В 1876-1877 годах он провел здесь семнадцать месяцев, поселившись близ деревни Бонгу, продолжая изучать культурные и антропологические особенности как прибрежных, так и горных папуасов.
Третий, последний визит Николая Николаевича на берег Маклая был очень кратким (17–23 марта 1883 года). Здесь его ждали печальные вести – многие его друзья, в том числе Туй, умерли. Деревня Горенду была брошена, Бонгу значительно уменьшилась в численности. Невзирая на это Николай Николаевич навсегда полюбил это место, где он полностью раскрыл свой талант исследователя и доброго человека.
«Я чувствовал себя, как дома, и мне положительно кажется, что ни к одному уголку земного шара, где мне приходилось жить во время моих странствий, я не чувствую такой привязанности, как к этому берегу Новой Гвинеи. Каждое дерево казалось мне старым знакомым». (Миклухо-Маклай1950в.:582–595). Местные жители просили его остаться жить сними.
Миклухо-Маклай дважды (в 1880 и в 1881 годах) посещал также южный берег Новой Гвинеи, где он изучал местных папуасов, слегка затронутых поверхностным влиянием европейской культуры. Здесь уже работали некоторые европейские христианские миссии. В районе Торресова пролива, разделяющего северо-восточную Австралию с Новой Гвинеей, добывали жемчуг, что привлекало самых различных людей, в том числе авантюристов. Кроме того, прошедшая недавно австралийская «золотая лихорадка» конца 40-х – начала 50-х годов того века, привела к появлению золотоискателей на южном берегу Новой Гвинеи, где однако золото не было найдено. Все это в определенной степени деформировало социальную жизнь местного населения. Антропологические исследования папуасов этих мест показали Николаю Николаевичу наличие здесь инорасовой примеси, но не европейской, а полинезийской. Таким образом, оказалось, что из всех регионов острова Новая Гвинея, исследованных Николаем Николаевичем, население берега Маклая оказалось наименее затронутым каким-либо внешним влиянием.
Антропологические и этнологические исследования Миклухо-Маклая не ограничивались папуасами Новой Гвинеи. Он изучал многие, ранее мало неизученные, или совсем неизученные этнические группы архипелагов Меланезии, полуострова Малакка, а также филиппинского острова Лусон. (Бутинов 1950).
Особое внимание он уделял антропологии негритос (аэта), представителям низкорослой, темнопигментированной и курчавоволосой расы, малочисленные популяции которой были мозаично вкраплены в основной современный южнмонголоидный массив населения Малайского архипелага, Филиппин и Индокитая, и которые вероятно являются реликтами более древнего населения этого региона. Внешне они были очень похожи на папуасов Новой Гвинеи. «Первого взгляда на негритосов мне было достаточно, чтобы признать их за одно племя с папуасами, которых я видел на островах Тихого океана и с которыми я прожил 15 месяцев на Новой Гвинее…», – писал Николай Николаевич (Миклухо-Маклай 1950б:8).
В какой же мере негрито действительно антропологически близки к папуасам Новой Гвинеи? По этому поводу Николай Николаевич полемизировалсо своим старшим коллегой Карлом Максимовичем Бэром, который писал:«Эти два черепа (аэта Филиппинских островов) были положительнобрахицефалы, между тем как папуасы положительно долихоцефалы» (Миклухо-Маклай1951а.:14). Краниологические измерения, проделанные Миклухо-Маклаем, показали, что среди папуасов, также как и среди меланезийцев нередко встречаются брахикефальные индивиды: «Я думаю, что между многими разновидностями папуасского племени находятся и такие, которые, подобно негритосам Люсона, брахикефальны или у которых размеры черепа приближаются к брахикефальной форме» (Миклухо-Маклай 1950г: 9). С нашей стороны этому нечего возразить – действительно любой антропометрический признак в изучаемой популяции (или краниосерии) имеет определенный размах изменчивости, нередко значительный. Ксожалению, в доступных нам статьях Миклухо-Маклая, он приводит лишь выборочные данные по величинам черепного или головного указателя отдельных папуасов и индивидов других популяций (хотя согласно его записям измерялось большое число индивидов, как мужского, так иженского пола). Иногда фиксировался размах изменчивости этих антропологических признаков, но нигде неприводились среднегрупповые значения измерительных параметров и тем более статистических показателей изменчивости признаков, т.е. величин дисперсии. Последнее в его время еще не было принято приводить внаучных публикациях подобного рода.
Согласно более поздним антропологическим исследованиям XX века ближе к истине оказался Карл Максимович Бэр. Массовые краниологические исследования антропологов XX века показали существенное различие между краниосериями аэта (негрито Филиппин) с одной стороны и папуасами и меланезийцами – с другой. Как выяснилось, например, по данным очень полной информативной сводной работы В.П. Алексеева, аэта (также и андаманцы) явные брахикраны, а папуасы и большинство серий меланезийцев – долихокранны, нередко даже ультрадолихокраны (Alexejev 1973).
Форма черепной коробки у населения конкретной территории, в том числе и один из ее параметров – черепной указатель, хотя и изменчива во времени, но достаточ- но устойчива, так как она генетически детерминирована. В настоящее время выяснилось, что папуасы и меланезийцы принадлежат к иному краниотипу, чем аэта и андаманцы. Для первого характерна удлиненная и высокая форма черепа, для другого – укороченная, широкая и более низкая форма (Пестряков 1995; Пестряков, Григорьева 2004). Следовательно, генезис этих двух групп населения малайско-тихоокеанских тропиков должен быть существенно различным.
В Австралии Николай Николаевич, так же как и на Новой Гвинее и в Океании, продолжал изучать антропологию аборигенов, в том числе собирая краниологический материал. В Австралийском музее он нашел и изучил один удивительный череп (точнее кальвариум). Вот как он его описывает: «…Головной индекс черепа не кажется современным антропологам таким важным фактором для классификации человеческих рас, как во времена Ретцеуса, он все же остается очень важным при- знаком в краниологии…. Этот череп замечателен своей чрезвычайной длиной. Офрио-затылочная длина равна 202 мм, длина между надпереносьем и затылком – 204 мм, при ширине в 119 мм. Таким образом, индекс ширины, вычисленный из первого измерения, равен 58,9 (тот же индекс, вычисленный из второго измерения, составляет 58,3). Я должен особо отметить, что этот череп является натуральным, то есть, он не дает даже самых легких указаний на какую-либо деформацию… Индекс высоты этого черепа (от basion до bregma 131 мм)…» (Миклухо-Маклай1951б: 417-418). С нашей точки зрения, вероятно, относительная длина этого черепа является абсолютным максимумом, а относительная ширина – абсолютным минимумом, среди всех известных черепов современногочеловечества.
Однако не только антропологические исследования занимали внимание Миклухо-Маклая. Он, будучи натуралистом широкого профиля,никогда не бросал и чисто биологические исследования, где главным его интересом было сравнительно-анатомическое изучение мозга позвоночных, начиная от хрящевых рыб (акул) до человека включительно. Попав в 1878 году в Австралию, он познакомился, а затем подружился с руководителем Линнеевского общества с доктором Вильямом Маклеей (почти полное сходство фамилий). Здесь же близ города Сиднея при поддержке правительственных кругов Австралии ему удалось открыть морскую биологическую станцию по изучению автохтонной фауны. И здесь же, в Австралии, Николай Николаевич встретил молодую вдову Маргарет Эмму Робертсон, которая влюбилась в него как говорится «с первого взгляда». Любовь оказалась взаимной и, преодолев сопро- тивление отца Маргарет, богатого и влиятельного Джона Робертсона, 27 февраля 1884 года состоялась свадьба Николая Николаевича. Венчание происходило по протестантскому обряду, хотя Миклухо-Маклай был православным и не отказывался от своего вероисповедания. Разрешение на эту брачную церемонию Николай Николаевич получил от самого российского императора Александра III, который всячески поддерживал русского путешественника.
Деятельность Миклухо-Маклая не исчерпывалась научными исследованиями, он активно и самоотверженно боролся за гуманистическое отношение к населению экономически отсталого населения тропических регионов Земли. Эволюционные учения Ламарка и Дарвина породили «незаконнорожденное дитя» – антропологический расизм. Это околонаучное реакционное политическое течение сложилось в середине XIX века в результате борьбы двух научных концепций, касающихся происхождения человечества: а) моногенизма (человечество имеет одну исходную эволюционную линию) и б) полигенизма (разные части человечества – расы, произошли от различных предковых форм). Но всякая научная точка зрения приобретает как своих политических поклонников, так и политических противников. В США, в середине прошлого века, теория полигенизма бросала вызов библейской традиции (происхождения всего человечества от одних прародителей – Адама и Евы) и заодно служила теоретическим оружием рабовладельцев против аболиционистов (противников рабства). В 1854 г. там выходит книга Нотта и Глиддона «Типы человечества», где авторы пытаются доказать, что негры и европейцы имеют разных эволюционных (обезьяньих) предков. Те же идеи о неполноценности негров, об их особом филогенетическом происхождении, развивали английские ученые: палеонтолог Агассиц и Джеймс Гент – основатель Лондонского антропологического общества и другие.
Приблизительно в то же время во Франции возникло другое реакционное псев- донаучное течение – «антропосоциология», родоначальником которого стал граф А. Гобино. Суть его учения, опубликованного в «Трактате о неравенстве человече- ских рас», в том, что движущей силой всех великих цивилизаций было господство в них высшей «арийской» расы. Смешение ее с «низшими» покоренными расами, якобы неспособными к самостоятельному культурному прогрессу, всегда приводило к упадку цивилизации.
Наша российская антропологическая наука всегда стояла на позициях принципиального антирасизма и одним из ее предшественников по этому вопросу был Миклухо-Маклай. Как ученый-антрополог Николай Николаевич придерживался концепции единого происхождения человечества, научными аргументами доказывая несостоятельность полигенизма и отвергая представления, что некоторые расы (негроиды и австралоиды) представляют собой как бы переходные варианты от предковых форм к современному человеческому виду. Он защищал права коренного населения юго-восточной Азии и Океании, активно боролся против самого страшного и позорного явления в истории человечества – работорговли (Тумаркин 1981). Будучи гуманистом и политическим идеалистом, он пытался превратить Берег Маклая в своего рода этнографический заповедник, где он претендовал на роль правителя. В связи с этим Николай Николаевич безуспешно призывал Российскую администрацию к колонизации этой территории Новой Гвинеи. Позже он обращался к правительственным кругам Великобритании и молодой Германской империи с аналогичными предложениями. Однако мечтам Миклухо-Маклая не суждено было сбыться, в 1884 году территории северо-запада Новой Гвинеи в месте с частью Меланезийского архипелага были превращены в германскую колонию. Морально удрученный, тяжело больной Николай Николаевич вместе с женой и двумя малолетними детьми вернулся в Россию, где он 14 апреля 1988 года скончался в Санкт-Петербурге.
На рисунке 4 представлена карта — схема основных экспедиционных маршрутов Н.Н. Миклухо-Маклая на территории Юго-Восточной Азии и Океании (рис.4).
Несмотря на острый и наблюдательный ум, колоссальную трудоспособность, Николай Николаевич по характеру был идеалистом и очень непрактичным человеком, совершенно равнодушным к публичному почету, с пренебрежением относился к академической научной карьере. Наука – вот была единственным богом, которому он служил. Его антропологические и этнографические работы, посвященные народностям малоизученной в то время территории юго-за- падной Пацифики стали золотым фондом в здании нашей отечественной науки (Рогинский, Токарев 1950).
Следует полностью согласиться с мнением Д.Д. Тумаркина,что Миклухо-Маклай был одним изпоследних ученых-натуралистов широкогопрофиля (Тумаркин 2012).
Санкт-Петербургский этнолог Б.Н. Бутинов писал:
«Путешественник – ученый – гуманист: эти три слова наиболее полно и точно выражают главное содержание всей жизни Николая Николаевича Миклухо-Маклая – жизни до обидного короткой, удивительно цельной и яркой». (Бутинов 1971).
С нашей точки зрения к Николаю Николаевичу в полной мере подходит та характеристика, которую дал норвежский полярный исследователь Херальд Свердруп своему знаменитомуземляку Фритьофу Нансену: «Он был велик как путешественник, более велик как ученый, и еще более велик как человек» (Лобусов 2013).
Здесь мы приводим несколько мало известных фотографий из собрания Н.Н. Миклухо-Маклая (рис. 5–7).
